— Выпейте, это поможет вам согреться.

И вновь она не заставила просить себя дважды, удивляясь мимоходом собственной покладистости.

— За вас, Лотэсса! — Валтор поднял свой кубок. — Вы — удивительная девушка!

— Удивительно то, что вы до сих пор не возненавидели меня, — вино горячими струйками разнесло тепло по телу, Тэсс почти согрелась и почувствовала умиротворение. Она даже поддевала Дайрийца беззлобно, скорее по привычке.

— Вас нельзя ненавидеть, — серьезно ответил король. — Вы благородный и несчастный ребенок, с истерзанным сердцем и разрушенным миром. Я слишком хорошо отдаю себе отчет, сколь сильно приложил руку к вашим страданиям, чтобы ненавидеть.

Она лишь вздохнула в ответ. Возразить было нечего, но и осыпать упреками человека, признающего свою вину, не хотелось.

— Спасибо, что пришли, — тихо произнесла девушка. — Мне было так холодно, страшно и… пусто.

— Вы же знаете, я чувствую, когда нужен вам, — без лишней рисовки заметил Малтэйр. — На то я и хранитель. Кроме того… — он замолчал.

— Что? — спросила Тэсс.

— Ничего, — Дайриец махнул рукой. — Вы согрелись?

— Почти. Только теперь хочется спать, — собственный голос слышался словно издалека.

Она и вправду разомлела от тепла, еды и вина. Приятная слабость разлилась по телу, глаза слипались, а мысли путались.

— Ну так спите. Если Маритэ все же надумает заглянуть в этот подвал, обещаю вас разбудить, — усмехнулся король.

Не в силах бороться с охватившим ее сонным наваждением, Тэсс устроилась на плаще, закутавшись, словно в одеяло, в тот, что был на плечах, и положив руки под голову вместо подушки.

Валтор чуть опустился и притянул девушку к себе. Предупреждая ее попытки вырваться, он поспешил сказать:

— Не думайте обо мне более дурно, чем я заслуживаю, энья Лотэсса, — он повернул Тэссу, ощущавшую себя тряпичной куклой, так, чтобы ее голова оказалась на его плече. — Я всего лишь не хочу позволить вам мерзнуть во сне.

У нее не было сил сопротивляться, тем более что так было намного удобнее и теплее. Она позже разберется со всем этим. И все же перед тем, как окончательно впасть в сон, девушка пробормотала:

— И все равно я вас ненавижу…

— Я знаю, — отозвался король, и по голосу ей показалось, что он улыбается.

Глава 12

Итон потер пальцами виски, стараясь сосредоточиться. В последние дни комендант чувствовал себя крайне измотанным — и душевно, и физически. Безумные убийства заменили собой бесчинства ночной твари, явно затмив ее по размаху и жестокости. Почти все убийцы были схвачены. Торн принял бескомпромиссное решение казнить всех, кроме двенадцатилетней девчонки, убившей мачеху и брата. Но участь пойманных убийц не останавливала других. За эти дни сообщили о трех новых жертвах. Однако сегодняшний случай превзошел все ранее случившиеся.

Убили дворянина. Более того — аристократа. Иглис Дорелл принадлежал к старой и уважаемой фамилии. Правда, самого Иглиса уважать было не за что. Самодур и пьяница, уморивший двух жен и насмерть разругавшийся с наследниками — мерзкий был человек, что и говорить. Возможно, мир без него станет лучше. Но сам факт ужасной смерти столь родовитого жителя Вельтаны сильно усложнял и без того непростую жизнь столичного коменданта.

Иглиса прикончили слуги, объединившиеся ради такого дела. Это-то и пугало больше всего. Если до этого они имели дело с единичными случаями бешенства забитых и униженных людей, то теперь столкнулись с массовым помешательством. Итон постарался отогнать ужасное зрелище, представшее его взору пару часов назад в фамильном особняке Дореллов. Иглиса повесили. Но что с ним творили до этого, можно лишь догадываться. Многочисленные раны, багровые синяки, ожоги… Волосы грубо выбриты, а на лбу неумело вырезано то ли клеймо, то ли браное слово. Страшное зрелище! Хорошо, что он решительно запретил Альве ехать с ним, отослав ее во дворец за протектором.

Но самое мерзкое заключалось в том, что на этот раз убийцы разбежались до того, как стало известно о преступлении. Когда в доме двенадцать человек прислуги и все действуют сообща, скрыть свое деяние гораздо проще. Сложно сказать, когда бы вообще о смерти эна Дорелла стало известно, не откажись одна из слуг участвовать в вершении суда над хозяином. Миза — смазливая горничная покойной жены Иглиса — осталась в доме после смерти госпожи в качестве любовницы Дорелла. Точнее, даже не любовницы, а девицы для утех. Однако это положение делало жизнь Мизы в доме Дорелла более сносной, чем у других слуг. Девушку не то чтобы баловали, но хотя бы не обижали без нужды. Именно поэтому горничная отказалась участвовать в убийстве, забившись в одну из пустующих комнат. Бедняжка слышала кошмарные крики хозяина и в ужасе ждала, когда, расправившись с ним, обезумевшие люди придут за ней. Но, видно, опьяненные убийством, они просто позабыли об исчезнувшей наложнице ненавистного господина. Когда Миза, обнадеженная тишиной, длящейся несколько часов, решилась выйти из своего убежища, в доме не было никого, кроме изувеченного трупа хозяина, болтавшегося в петле, приделанной к люстре главной залы. Девушка-то и вызвала стражу, а теперь рыдала в одной из комнат комендатуры, ожидая допроса.

А Карст дожидался протектора, чтобы провести допрос в его присутствии. Кроме того, нужно было просто обсудить с Торном сложившееся положение, паршивое настолько, что дальше некуда. Только бы Альву опять куда-нибудь услать. И вообще, зря девчонка находится в самой гуще таких нехороших событий. Пользы от нее не меньше, чем от Мелвила, в порой даже больше, но совершенно ясно, что девочке здесь не место. Хотя отсылать ее обратно в Кузнечную часть, когда такое творится, еще худшая идея. Так Альва хотя бы находится под защитой его и Торна. Но на допросе ей в любом случае делать нечего. И ведь, опять же, упрется и станет обижаться, будто ее выгоняют из недоверия, а не заботясь о ее душевном покое.

Дверь отворилась, пропуская Торна. К облегчению коменданта, он был один.

— Где Альва? — первым делом спросил Итон.

— А разве ее присутствие необходимо? — скептически поинтересовался протектор. — Такой поворот меня сильно расстроит, учитывая то, сколько сил я потратил, чтобы ее спровадить.

— За что я вам искренне благодарен, — поспешил заверить Карст. — Итак, вы здесь, и мы можем допросить эту несчастную служанку из дома Дорелла.

Вскоре девушку ввели в кабинет. Смазливое личико больше не казалось заплаканным, как накануне. Да и тогда сложно было понять, плакала девица от жалости к зверски убитому господину или от пережитого страха за свою жизнь. Миза присела в неловкой попытке изобразить реверанс.

— Сударыня, расскажите о своем господине, — обратился к ней Торн.

— Ну, я прям и не знаю, что сказать-то, — замялась девушка.

— Как эн Иглис относился к прислуге? — конкретизировал вопрос протектор.

— Ох, — вздохнула Миза. — Меня-то он не бил… почти. А вот другим доставалось.

После этих слов мужчины многозначительно переглянулись друг с другом.

— Забижал эн Иглис прислугу-то, что уж тут говорить, — продолжала девица. — Вот только из недавнего… Хромому Тину, цирюльнику, голову самолично обрил за то, что тот волосы его милости постриг чуть короче, чем надо бы. Глену и Сорену велел выпороть Ольни, а ведь они приятели. Дарисе, поварихе, руки обварил горячим пуншем. Она лимоны туда не те положила, а хозяин возьми да плесни в нее прям из кувшина. А Луди…

— Достаточно, — Итон поморщился. — Характер вашего господина и его манера обращения с челядью ясна. Смею предположить, что устроенную расправу слуги воспринимали как акт праведной мести, — он обращался скорее к Торну, но ответила девушка.

— Истинно так, ваша милость! — горячо закивала она. — Ко мне Тайса подошла, она с Ольни — ну, с тем, кого выпороли — гуляла. Подошла, значит, и говорит: «Нету сил больше терпеть изверга этого. Надо его порешить и за все наши мучения рассчитаться». Вот так прям и сказала. И мне выбирать велела, с ними я или с господином. Только такие дела мне не по нутру! — рассказчица решительно тряхнула копной смоляных кудряшек. — Я сразу Тайсе сказала, что они все с ума посходили и дурное дело задумали. А она мне как прошипит в ответ: «Ну, ты сама свою судьбу выбрала, Миза». И как же мне страшно стало! Тайса ушла, а я ее возвращения дожидаться не стала. Убежала в старую гардеробную, где еще первая покойная госпожа свои наряды хранила, заперлась там и все ждала и боялась, что меня найдут. А уж когда они эна Иглиса мучить принялись… О богини, как же он кричал! И как только соседи не услышали или с улицы кто… Хотя стены-то толстенные, дом на совесть строили.